«Ход конем» - Андрей Батуханов

– Записывай на меня, – торопливо капитулировал Самохин, понимая, что в очередной раз проиграл опытному крючкотвору и ничего лучше он уже не получит.

– А чо торховался, як жид на ярмарке? Ой, любишь ты это, Самохин. Забирай свою удачу, и шоб духу твоего не было. Уразумел?

– Так точно!

– А если «так точно», то сполняй и желательно бехом! Свободен!

– Есть исполнять! – рявкнул Самохин и развернулся на каблуках.

– Старшой сержант, – обратился к Алексею Кирющенко, – поступаете до распоряжения лейтенанта Самохина, командира наших славных полковых разведчиков. Ясно?

– Так точно! – вытянулся в струнку Алексей. – Разрешите идти?

– Идите!

Подкопин, козырнув майору, повернулся и вышел следом за своим новым командиром.

Лейтенант пулей выскочил на крыльцо, злобно прогрохотал по нему сапогами и резко повернул за угол клуба. За ним поспешил Алексей.

Повернув, он упёрся в разъярённого Самохина. У того разве что дым из носа не шёл, а глаза метали молнии во все стороны. Лейтенант схватил старшего сержанта за грудки.

– Слушай сюда, боец, – зашипел командир разведчиков. – Если ты… то смотри у меня… Я и мои парни… Как Тузик тряпку… И тогда…

Подкопин движением плеча сбросил свой вещмешок себе под ноги, сбивая захват самохинской руки, от второй он легко освободился и отодвинул от себя. Самохин опешил от такого поведения, выпучил глаза и некоторое время хватал ртом воздух.

– Ты меня? Это ты как? – спросил он после паузы.

– По лесам, по долам много хаживал, с разными людьми и зверьём сталкивался. Так что, товарищ лейтенант, начнём с того, что я к вам не напрашивался, а мне приказали и я исполняю. И ваши приказы буду исполнять усердно, точно и в срок. А теперь второе. Прежде чем пироги хозяйские хаять, съешьте хотя бы один. Может быть, на душу мягко лягут. Иной раз распробуют некоторые, а их потом за уши и не оттащишь! Я не пирожок и не булочка. Есть не рекомендую, как бы с желудком чего не вышло. Хоть вы и не мишка из сказки, но медвежью болезнь заработать можете.

– Боец, это ты меня трусом назвал? – сиропным голосом спросил командир полковых разведчиков.

– Товарищ лейтенант, вы меня сначала в деле испытайте, а потом в бутылку лезьте сколько вашей душе угодно. Если напортачу, то разорвёте, как Тузик тряпку. Слова не скажу.

– А ты наглый, – радостно, отчасти восхищённо, сказал разведчик. – Я бы даже сказал, наглючий. Но это хорошо. Испытать, говоришь? – задумался лейтенант. – Это мы, конечно, организуем. С превеликим удовольствием! Причём по высшему разряду пойдёшь. А там посмотрим. А пока… – и уже нормальным голосом продолжил: – Вообще-то меня лейтенантом Самохиным зовут. Сергеем Алексеевичем.

– Старший сержант Алексей Леонидович Подкопин.

– Покажи, как ты это изобразил?

Алексей снова показал приём освобождения от захвата.

– Любопытно, – растягивая слова, Самохин повторил движения Алексея. И у него получилось. – Ну пойдём посмотрим… старший сержант… Подкопин… какой из тебя… Леонидыч, Денис Давыдов получится.

И лейтенант, не оборачиваясь, двинулся по одной из деревенских улиц. Он шёл, как гладиатор к арене цирка, плотно ставя ноги на пыльную дорогу, накрытый, как плащом, прозрачным июньским небом с редкими облаками и сухим выгоревшим солнцем. Единственными яркими пятнами в этом мареве было большое мокрое пятно на спине потёртой самохинской гимнастёрки и хрустящее, с иголочки, обмундирование Подкопина. Алексей подхватил свой новенький вещмешок и устремился за своим новым командиром.

Из пелены сентябрьского дождя, через бруствер окопа бесшумно соскользнул Самохин, за ним появился молчаливый бурят Бодьма Николаев. Они приняли сверху тело в немецкой форме, голова была замотана какой-то тряпкой. Через мгновение в окоп скатился самый молодой член разведгруппы – рядовой Илья Ларочкин. Последним в окоп скатился Алексей.

– Фу! Все целы? – переводя дух и тяжело дыша, спросил Самохин.

– Вроде… – за всех ответил Илья Ларочкин.

– Подкопин и Ларочкин, отконвоируйте фрица в штаб, а я с бойцами – спать.

– Товарищ лейтенант… – заныл Ларочкин.

– О еде, Ларочкин, молчи! Усё буде, как говорит майор Кирющенко, но опосля и в лучшем виде.

Перед самой околицей Алексей неожиданно рванул к кустам орешника, что стояли в стороне от дороги.

– Что, прижало, Леонидыч? – обманчиво ласково и предельно искрение спросил у старшего по званию рядовой Ларочкин.

– Прижмёт, когда штабной особист на губу сошлёт за неуставной вид. Ещё царь Петр I наставлял: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства». А мы с тобой любое начальство такими сапогами не только смутим, но и разозлим. Так что пошли наяривать.

– Так мы же с задания!

Пока Подкопин сдавал с рук на руки немецкого языка, Ларочкин умудрился где-то урвать котелок каши с тушёнкой и, ополовинив его, теперь в благодушном настроении токовал перед связистками полка. Естественно, разговор шёл о подвигах славных разведчиков, «ибо они – самая соль всех родов войск Красной армии». То ли девушки и в самом деле были так увлечены рассказом, то ли, спасаясь от штабной рутины, делали вид, что им это всё безумно интересно. Но они всякий раз улыбались и смеялись, где того требовала канва повествования, а где надо, вскрикивали от страха и удивления. Ларочкин, слегка порозовев от удовольствия, вещал «о подвигах, о доблести, о славе».

– Мы даже поначалу и не обратили внимания, куда он делся. Беру я, значит, фашиста на прицел и вижу… Как-то странно, против ветра, колышется бурьян. А фрицу невдомёк, смотрит куда-то в сторону. Видно, светлое будущее своё высматривает. Думаю: «Пора снимать, слишком долго он в кустах семафорит» – и целюсь ему в плечо. А он вдруг брык… и пропал. Не успел я удивиться, как вижу в прицел, что на месте немецкой башки появляется голова Подкопина. И улыбается в тридцать два зуба, как Любовь Орлова.

В этот момент на крыльце штаба появился старший сержант и сразу заметил самозабвенное токование Ларочкина. А тот прикрыл глаза, поднял руку к лицу и, отбивая такт своим словам, вещал. Женщины, стоя возле Ильи, впали в гипнотический транс от его рассказа.

– Рядовой Ларочкин, не крутись в этом цветнике, как медведь на пасеке. Знаю я тебя – всё потопчешь! Берегитесь, девушки, рядовой Ларочкин – наше секретное оружие. Выпускаешь его на фрицев, а он их всех давит интеллектом.

– Так мы не фрицы! – задиристо ответила одна из девушек.

Крепко сбитая, но при этом изящная и прекрасная в своей южнорусской красоте. Лицо круглое, брови черные вразлёт, темно-вишневые глаза, полные лукавого света, волосы цвета вороного крыла заплетены в толстую косу. Сочные, хорошо очерченные губы. И дополняли эту красоту две очаровательные ямочки на щеках.

– Он, Катюша, – коротко кивнул Ларочкин.

– И откуда это такой строгий старший сержант появился? – заинтригованная рассказом Ларочкина, вступила в игру Катюша, решив сама попробовать на зуб и язычок хвалёного разведчика.

– Где был – уже нету, а где буду – отсюда не видно, но куда ни приду – всюду домик пряничный, окошечки из мятной глазури, ставенки марципановые, крыша блинком накрыта, а сверху петушок сахарный кукарекает, зовёт чайком побаловаться.

– Врать-то ты, я смотрю, горазд.

– Не любо – не слушай, а врать не мешай.

– И как жена тебя такого терпит?

– Совершенно спокойно.

– Это почему? – испугалась запретной темы на войне Катя.

– Поскольку я холост и неприхотлив в быту!

– Будете в наших краях, – обрадовалась девушка, что не задела ничьего горя, – заходите на огонёк. Петушок сахарный, чай, не зря кукарекает.

Катюша поняла, что ей не переговорить старшего сержанта. Этот балагур её, известную хохотунью и грозу штабных волокит, сейчас обходил, а может, и объезжал на кривой козе.

– Как же не зайти, зайдём, коль петушок кричит, надрывается. Желаем здравствовать, барышни.

– До свидания!

Девушки стали прощаться, а Илья, оглядываясь и махая рукой, направился вперёд. Подкопин пристроился к нему в спину.

– Рядовой Ларочкин, отставить беспричинное рукомашество! Если эдаким краковяком пойдёшь, то у тебя шея свернётся, придётся тебе неуставную косоворотку подыскивать. А в разведку таких не берут.

Катюша понимала, что балагурную дуэль с этим весёлым парнем она проиграла. Но больше её задело или удивило то, что старший сержант добровольно покидает поле боя, а не она его отсылает. Что он не заглядывает ей в глаза, ища в них одобрения и поощрения. Надо, чтобы все-таки последнее слово было за ней.

– Старший сержант, – крикнула в спину Катюша, – если чаю надо будет, Катю Семенову спроси. Каждый покажет, где меня искать.

– А за подсказку – поклон вам и огромное гран мерси, барышня! – ответил, остановившись, Подкопин.